Гэндзи безразлично смотрит на здание центрального штаба Овервотч сквозь стекло, покрытое мелкими каплями - не то дождь, не то растаявший снег. Мыслями он где-то далеко: что же, с теперешним этапом всё более-менее ясно, а детали - всего лишь детали: какая разница, что его тут ждёт? А вот что дальше? Шимада не намеревался находиться здесь ни минутой дольше, чем того потребуют от него обязательства перед организацией, спасшей его, но теперь он всё чаще и чаще задавался вопросом: а нужно ли это было? От перспективы больше никогда не встать на ноги внутри всё сковывалось холодом, но... Ну вот, он встал. И готов выполнить условия, поставленные перед ним руководством Овервотч. Но лишь они и толкали дальше - хотелось как можно скорее сбросить с себя бремя долга, чтобы его оставили в покое, но вместе с тем никакого плана дальнейших действий, когда вся эта история со службой против своей же семьи закончится, у Гэндзи не было. И попытки смотреть так далеко вперёд навевали гнетущее чувство безысходности, но - давайте будем объективны: нужна ли вообще такая жизнь и как её жить?
Автомобиль остановился напротив больших стеклянных дверей. Шимада был против. Здесь не так далеко - можно было пройтись. Но...боятся, что сбежит, что ли? Было бы, куда. Кроме того, как бы ни горько было от настоящего результата данной, назовём это словом, сделки, но долги отдавать его учили.
Равно, как и убивать. Ничего необычного, в общем.
Гэндзи прячет руки в карманы куртки и молча выходит на улицу, не сказав водителю ни слова. Язык здесь принят чужой, малознакомый - и несмотря на то, что за долгий период восстановления японцу пытались дать его основы, эту информацию он воспринимал плохо, неохотно. Не желая в принципе с кем-либо общаться, он мало переживал о том, что делать это будет проблематично. Чего от него хотят, он и так знает, а английский...английский остался на уровне давнишних занятий, что заставил пройти отец, и понятого по наитию уже здесь за долгое пребывание среди англоговорящих.
Шимада встречается взглядом с молодым парнем - примерно его ровесником. Недоверчиво хмурится, машинально натягивая на голову капюшон. Странно одетый человек говорит так, что японцу очень, очень сложно его понять. Гэндзи делает протестующий шаг вперед, пытаясь перехватить у него свою сумку - помимо пары комплектов сменной одежды, в ней находилась последняя вещь, сохранившая для него большое значение. Но не спорит. Понимает, что не успевает за ним в скорости построения предложений. Пытаться он не хочет.
Его не задевает сказанное Джесси. Вряд ли кто-то сумеет испытывать к Гэндзи большее отвращение, чем он ощущает к самому себе сам - это казалось невозможным. И, когда захлебываешься в ненависти к себе, ещё капля чужого презрения не играет никакой роли. Кроме того, пусть ирония и злая, но справедливая и имеет под собой твёрдую почву. И этот парень, возможно, даже не догадывается, насколько...
Очередной экскурс в радужные перспективы жизни полумашины заставляет нервно сглотнуть, но, пожалуй, честнее и проще всего будет, если Гэндзи не станут обманывать на этот счёт. И пусть доктор Циглер всегда была к нему добра, лишних иллюзий относительно отношения окружающих он не питал - тут, скорее, исключением была блондинка. И вот - явное тому подтверждение, буквально в первые же минуты выхода в мир.
За этими мыслями Шимада не замечает, как они оказываются в здании.
Несколько внушительного вида людей тут же останавливают их с сопровождающим. Японец растерянно смотрит на парня в нелепой шляпе, не решаясь влезать в его беседу с охраной. Хотя, даже если бы он не был уверен в том, что ему лучше молчать, Гэндзи предоставил бы разбираться с возникшими вопросами Джесси. В конце концов, ему было абсолютно без разницы, пустят ли его внутрь. Гэндзи туда не нужно, если уж смотреть правде в глаза.
Сумка оказывается в чужих руках, которые, не церемонясь, начинают перетряхивать содержимое. В своей прошлой жизни он бы вряд ли такое терпел, но сейчас... После курса унижения полной беспомощностью и обучением всему с чистого листа, это не вызывает никакого протеста. Уж что-что, а внутренности его сумки теперь - одна из последних вещей, которая сможет его смутить, будучи выставленной на всеобщее обозрение. Он снова прячет руки в карманы, и ловит на себе вопросительный взгляд охранника, добравшегося до катаны.
- Нет, - тихо произносит Шимада, машинально протянув руку к катане, которую охранник, чтобы убедиться: это действительно то, о чём он думает, начал доставать из ножен. Гэндзи не знал, каким образом его меч попал в штаб, но трепетное отношение к своему оружию было у него в крови - а уж катану, прошедшую с ним столько, видеть в чужих руках он не хотел даже ценой нарушенного молчания, - Это мой меч, - осторожно произносит он, прямо таки ощущая на языке неудобные, чужие слова, не совсем понимая, что поясняет и так очевидную вещь и нужный ему смысл - всего лишь мой меч - не донёс. Японец бросает взгляд на Джесси - кажется, так он расслышал имя парня, словно ища поддержки.
Да, он уже понимал, что оружие, которое он использует, многим здесь кажется минимум...необычным. Но это вообще не волновало Гэндзи. Он знал своё дело, а как и чем он будет его выполнять, уже никого не касается.
Коротко переговорив по коммуникатору, охранник оставляет выпотрошенную сумку на столе. Шимада принимается складывать свои вещи обратно. Вытянутая со дна катана не влезала - надо было вынимать всё и укладывать заново, и японец решил не тратить время, оставив её в руке.
Он бросил ещё один взгляд на Джесси, который повёл его по просторному, светлому коридору. Не хотелось ему идти на контакт - и дело было вовсе не в слишком явной иллюстрации отношения общества к тому, что получилось из Гэндзи, но тот сам ощущал себя совсем не таким, какими были обычные люди. И навязываться хотелось меньше всего: во-первых, что вообще может быть общего у них с отвратительной помесью человека и кибернетики, во-вторых, слишком сложно давалось принятие жестокой правды: почти всего, доступного людям, он навсегда лишён. Но...это сейчас было необходимостью.
- Где я могу тренироваться? - спросил он, медленно и тщательно выговаривая чужие слова. Долгие месяцы восстановления, конечно, принесли свои плоды - тело уже слушалось почти так же, как и раньше, но вот драться...драться по-настоящему он точно был ещё не готов. И чем дольше это остаётся так, тем дальше момент, когда он будет свободен от своих обязательств. Шимада почти не думал о том, чего ему будет стоить поступок, который на него возложили, сострадание словно где-то потерялось - впрочем, было ли оно вообще хоть когда-то и знал ли Гэндзи, сын главы мафиозного клана, что это такое? - возможно, среди пролитой крови на гладком дощечатом полу замка в Ханамуре. Скорее, понимал головой, что это должно быть непросто, но мало, что ощущал. Да и может ли ощущать машина? И ещё, это была цель. Хоть какая-то. Иной и него нет - и будет ли, - Могу я пойти сейчас?